Внутренние враги

"Мы имеем врагов внутренних. Мы имеем врагов внешних.
Об этом нельзя забывать, товарищи,
ни на одну минуту",
И. Сталин

Англичане народ вообще весёлый. Как-то читал сочинение Владимира Львовича Бурцева, которое он написал по мотивам своего сидения в английской тюрьме. Порядочки там, конечно, были суровые в конце XIX века. Дают две книги чтобы не скучал: Ветхий и Новый Заветы (обложки в ту же полосочку, что и арестантские робы), обращаются исключительно по номеру, а также всякие другие милые вещи. Например, матрас в одиночной камере находится весь день, перед сном его забирают, чтобы матрас оставили на ночь - это надо заслужить дисциплинированным поведением.

Я намеренно описываю тут все жёсткие ужасы, чтобы настроиться на хардкорный метафизический топик следующего разговора о Вархаммере. Владимир Львович, по прозвищу "Шерлок Холмс русской революции" попал в английскую тюрьму не просто так. В 1897-м году он издал прямо в Лондоне журнал "Народоволец". Английская власть терпеть не стала - сей сборник мог смутить умы и сердца подданных короля, и попал Бурцев в тюрьму на 18 месяцев.

Даже если в каком-то фэнтезийном сеттинге присутствует Инквизиция, декларируется существование внутреннего врага, который пытается уничтожить человечество (или более широко - уничтожить все добрые силы в сеттинге), то обычно (часто, всегда) выраженного подлинно внутреннего противостояния там всё-таки нет. Просто внешний враг превращается из "орков" в нечто более обскурное (доппельгангеров, например) и меняет место проживания с границ цивилизованного мира на потаёные локации внутри оного.

Не то Вархаммер. Конфликт между единичным человеком и людьми присутствует в сеттинге в полной мере и строит вокруг себя всё что связано с темой внутреннего врага и распада.

Главный враг, Хаос, во вселенной представлен таким образом, что он переманивает на свою сторону людей, активно используя их надежды, страхи и инстинкты. Хаос сам по себе обещает даровать свободу: от дворянина-хозяина, от офицера-зверя, даже от закостенелых догм кодекса чести. Хорн пытается найти того, кто уже не может удержать свою ярость или того кто хотел бы дать волю своей врождённой жажде крови, а иногда и того кто превыше всего ставит боевую удаль и отвагу. Нургль играет на более тонком поле отчаяния, страха перед смертью и распадом. Тзинтч эксплуатирует тягу к знаниям, стремление к трансцендентному. Наконец, Слаанеш использует старую добрую похоть, но которая тем лучше работает, чем сильнее мы понимаем, что везде где есть люди есть и сексуальная жизнь.

Кто-то трясётся в страхе перед приближающейся чумой - к нему придёт Нургль с заманчивым предложением как не погибнуть в сердце эпидемии. Хаос всегда найдёт уязвимое место - если даже человек ничего не боится, то он наверняка желает чего-то всей душой.

Армии людей, открыто поклоняющиеся богам Хаоса стоят на границе цивилизованного мира, готовые ударить в любой момент. Империя людей всегда держится в напряжённом ожидании этого удара, часто забывая что истинная угроза находится внутри. Но и внутренняя угроза находит своё олицетворение в виде прямой опасности - по лесам таятся банды мутантов и зверолюдей, пополняемые рядами тех, кто отдался на волю Хаоса настолько, что признаки этого явно проявились в изменениях его тела. мутанты бегут из городов, присоединяясь к нарастающей внутри армии врагов. Под городами живут кланы скавенов, соседствующие с людьми и плетущие сети интриг, дабы ослабить поселения Империи перед ударом.

Я не зря начал с примера, окаймляющего грозные события конца XIX - начала XX века. Я бы сравнил Империю Вархаммера с тем как чувствовали себя и выглядели европейские монархии того периода. Речь идёт, естественно, не о зверолюдях. Но представьте себе напряжение и накопившиеся друг к другу претензии, готовые разразиться кровавым замесом по тысячекилометровой границе. Всё это сдобрено мощными социалистическими и другими радикальными движениями внутри самих стран, которые не могут не рассматриваться правительствами как внутренний враг в условиях предвоенного положения.

Отсюда и жёсткие порядочки в английских тюрьмах, а также готовность посадить в такую тюрьму человека после "всего лишь" издания журнала. Австрийская и немецкая полиции, французская жандармерия и российская охранка - не выделялись на фоне англичан особым гуманизмом (хотя как сказать).

В любом случае, на мой взгляд, это хорошая аналогия. Чувство, что вокруг постоянно скрываются враги: шпионы, диверсанты, вербовщики и другие - постоянно наполняет социальную атмосферу Империи. Недоверие и напряжение буквально разлиты в воздухе. В Вархаммере всё это доведено до предела - агенты охранки становятся охотниками на ведьм, разбивающими о стену дома голову младенца, родившегося со сросшимися пальцами. Барочные, гротескные формы обретает и недоверие простого народа к власти. Появившуюся сыпь стараются скрыть слоями одежды, страх быть пойманным заставляет обратиться к тёмным силам для защиты и вот уже служитель Хаоса появился из-за боязни перед теми, кто должен этому Хаосу противостоять.

Итак, второй способ "англификации" фэнтези: создание чувства всепроникающей, вездесущей угрозы. Она должна быть настолько сильной, что способна погубить и уничтожить всё. Но в то же время быть достаточно привлекательной, чтобы вербовка новых служителей не была подобна укусам зомби во время зомби-апокалипсиса. Если говорить о НРИ, игроки должны чувствовать, что им постоянно необходимо следить за поведением своих персонажей, чтобы один неправильный шаг не привёл их на сторону врага. С другой стороны, новый послушник Хаоса в Вархаммере не становится безмозглым исполнителем (иногда - становится, но это отдельный разговор), а сохраняет свой разум и волю, но взгляд на вещи и устремления становятся совсем иными или даже, по-философски, Другими.