Хаос правит

(Ниже — очередной рант против заранее написанных сюжетов в настольных ролевых играх и чуть-чуть против сеттинговых канонов. Кому надоело — можете уже и не читать.)

“Нас окружает хаос. Есть писатели,
которые хотят его упорядочить.
Я — нет. Я хочу его изобразить”.
Милорад Павич

Мир вокруг нас случаен и рискован. Он хаотичен. Конечно же у каждого события скорее всего есть причина. Однако какая разница человеку, которого сбивают на пешеходном переходе до того как именно складывались обстоятельства для водителя? То что происходит в этом случае — это новый, свежий удар, который, конечно, тысячами нитей причинности уходит далеко в прошлое, но для воспринимающего человека совершенно неожидан. А если мы верим, что все (буквально все) события имеют причины, то мы должны утверждать, что причинные цепочки уходят к моменту возникновения Вселенной. И то что вы читаете этот пост — тоже результат состояний Вселенной и действующих в ней законов в любой произвольный момент прошлого. Я считаю, что утверждать это во всяком случае абсурдно. Но в том-то и заключается то что я хочу сказать: вне зависимости от вашего представления о работе законов бытия — центрированный на человеке мир хаотичен. Либо потому что причинность не работает, и тогда вы можете ожидать, что гвоздь от удара по нему молотком превратится в голубя и улетит на Юпитер. Либо как раз-таки потому что причинность работает, и тогда цепочки событий, запущенных другими событиями, всё равно въедут и в вашу личную причинную траекторию как бы вы ни метались.

Это невыносимо. Люди стремятся упорядочить этот хаос. Наука здесь плохой помощник. Например, уже элементом массовой культуры стала интерпретация некоторых физический явлений как подлинно случайных. А вот художественная культура и некоторые пограничные виды деятельности, как кажется, стараются упорядочить мир. У героя есть мотив. Дуга характера ясна. Характер Хитклиффа подчёркнут ландшафтом, в который вписана усадьба Грозовой перевал. Фрейд совершенно не удовлетворён хаосом самого человека, он пытается объяснить личность («я») противодействием животного начала («оно») и культурного начала («сверх-я»). И тогда — viola! — ваша случайность не случайна: вы возникаете на стыке борьбы паладина с кикиморой. Чаще всего вы не испражняетесь на людях, но иногда теряете контроль — и тогда громко пошло шутите в неуместном месте. Эх! А почему я не мог тогда промолчать? Непонятно. А понятно. Фрейд объяснил. Но это как раз пограничные виды деятельности. В первую очередь я хотел бы, чтобы здесь стало понятно, что искусство занимается тем, что упаковывает хаос реальности в аккуратные брикеты чего-то понятного.

Искусство стремится упорядочить хаос. Придать ему понятную форму. А когда художнику это удаётся особо удачно, возникает канон.

Настольные ролевые игры — особый хаос. На самом деле я, конечно, думаю, что игры вообще далеко не разорвали свою связь с искусством. И ощутимая доля искусства есть и в НРИ. Причём во всех смыслах: сочинить правила игры — искусство, написать модуль или сценарий — искусство, провести игру — искусство, быть игроком — искусство. Ну, вы понимаете, что здесь тоже нет ничего простого. Разные соотношения ремесла и искусства в каком-то виде деятельности — старая и почтенная дискуссия. Наверное действительно есть какой-то геймдизайнерский канон, возникший в процессе упорядочения хаоса, с которым можно соотнести те или иные находки при написании правил или (по моему мнению в гораздо меньшей степени) модулей/сценариев. Здесь я радикал — я считаю игры искусством. Обсуждаемо. В любом случае, если говорить об игре не как об объекте, а как о самом процессе — хаос это особый. Потому что мы общаемся. И когда мы впятером сидим за игровым столом мы гораздо меньше отделены от хаотичной реальности, чем когда в одиночку читаем книгу или смотрим кино, или даже играем в видеоигру. Перед нами развёртывается упорядоченная художником реальности. В настольных ролевых играх всё-таки всё несколько иначе. Мы оную реальность во многом создаём. И шум хаоса в ней будет достаточно сильным.

В литературе какой-то канон, в попытке упорядочить хаос, создал ещё Аристотель. Слог должен быть ясным и чётким, произведению нужны события, искусство должно подражать жизни. Но этот канон постоянно подрывался. Сколько мы знаем произведений без ясного и чёткого слога, но остающихся выдающимися? Сколько мы знаем романов, где действия нет на полусотне страниц, но назвать эти романы плохими не повернулся бы язык и у завзятого ненавистника литературы? Ну а насчёт отражения в искусстве жизни вопрос окончательно был закрыт Уайльдом: «Как это ни парадоксально, а парадоксы всегда опасны, тем не менее, справедливо, что жизнь подражает искусству больше, чем искусство — жизни».

Всё это не означает, что канон в литературе не существует. Существует и ещё как. Приходит хаосит, подрывает предыдущий канон и начинает буйно творить. Возникает школа. Находится кто-то кто в рамках этой школы создаёт нечто исключительно удачное. Снова возникает канон. Возьмусь сказать, что даже в постмодернистской литературе есть свой канон. Филип К. Дик — хороший писатель, просто отличный, очень похоже на Пелевина писал. Бум. И тем не менее в какой-то момент литература сломалась окончательно. Каноны стали существовать одновременно, перекрывать друг друга, а право создавать нечто новое без труда и осуждения мог примерить каждый. В конце XIX века Вильгельм Дильтей сказал: «Созданная Аристотелем «Поэтика» — мертва. Анархия царит на поэтических просторах».

Простите за излишнюю литературоцентричность в разговоре об искусстве, но про Курта Швиттерса, что мог я уже сказал. И про Терренса Малика пост тоже есть. Думайте о них, когда будете читать дальше.

Несмотря на всё сказанное, я хочу обратить внимание, что искусство всё равно занимается упорядочением хаоса. Мир вокруг героя — не хаотичен, а каноничен пусть даже в рамках конкретного произведения. В рассказе «Джонни Мнемоник» У. Гибсона о мире сказано всё: разница между стоимостью предмета и стоимостью информации о нём исчезла, за деньги на бирже продаётся умение убивать, чтобы не жить в таком обществе нужно стать уродом, части города накрыты геодезическими куполами, под которыми можно спрятаться от дождя. О герое сказано ещё больше: «Я сунул пушку в сумку "Адидас" и заложил  четырьмя  парами  теннисных носков; это не мой стиль, но как раз то, что мне нужно — если они  думают, что ты работаешь грубо, будь техничным, если они думают, что ты  работаешь технично, будь  грубым». Нам понятен и мир, и герой. Даже в хаосе перестрелок, череды коммуникативных и этических ошибок — мы понимаем почему Джонни действует так, а не иначе. И это в рассказе задачей которого было, как кажется, быть достаточно хаотичным!

Наименее претендующими на существование собственного канона кажутся произведения Х.Л. Борхеса, Х. Картасара, М. Павича и Д.Е. Галковского. Излюбленным приёмом Борхеса было писать рецензии на несуществующие книги и анализировать творчество несуществующих писателей. У Картасара есть «антироман» «62. Модель для сборки», который разбит на фрагменты — их можно читать в любом порядке и даже предлагается это делать. Галковский подражает Борхесу, но идёт и дальше — его роман «Бесконечный тупик» представляет «исходный текст», который, как кажется, является полемикой с чем-то или ответом на что-то, а весь остальной текст романа — примечания к исходному тексту. Причём, в отличие от картасаровского произведения, это не произвольные обрывки, а сложная система перекрёстных ссылок. Примечательно (и ближе к концу этого поста у вас будет повод вспомнить это замечание), но «Бесконечный тупик» не остаётся интересной «мокументари» газетной полемикой — постепенно при горизонтальном, вертикальном, диагональном и ещё кто вас знает каком прочтении, у нас вырисовывается образ и автора этих текстов — лирического героя по фамилии Одиноков, и монументальный сюжет о зажатом обстоятельствами эпохи человеке, вместившем целый мир.

Наконец, «Хазарский словарь» Павича уже упоминавшийся в этом блоге (в одном посте с «Незримыми городами» И. Кальвино — тоже пойдёт за пример) представляет абсолютный шедевр разрушения любых канонов. Не буду даже рассказывать как устроена эта книга, чтобы вы могли получить максимум удовольствия от прочтения. А кто читал — и так поймёт. Тем не менее стоит спросить — а как читать нелинейный роман в форме словаря, который представляет собой набор статей в алфавитном порядке? Аристотель вот учил соединять части так, чтобы при перестановке одной из них всё целое — сотрясалось до основания. Если вы что-то пропустите в «Хазарском словаре», я подозреваю, что вы даже не заметите этого. Про перестановки и не говорю — целое вообще не колеблется. Но можем ли мы рассчитывать на то, что к концу прочтения книги сложится какая-то единая картина? Есть ли во всём этом смысл? Критики утверждают, что в «Хазарском словаре» читатель всё равно получит текст романа, а разница между подходами к чтению — всё по порядку, статьи и книги (словарь разбит на три книги) в случайном порядке, книги последовательно, но статьи в них случайно или как-то ещё — вот ключевое отличие в читательском опыте. Мне кажется, что ответить нужно иначе — цельной картины в книге нет. Если не считать языка Павича, который очень насыщен и ярок.

Я считаю, что роль читателя книги очень велика, но меньше, чем роль писателя. Я считаю, что роль зрителя в кино велика, но меньше, чем роль команды, сделавшей кино. Я считаю, что роль человека, смотрящего на картину или помнящего о ней, невероятно велика, но всё же меньше роли художника. Роль слушателя… Роль человека, вдыхающего аромат тонких духов… А как насчёт роли человека, идущего по скучному офисному зданию, по отношению к роли архитектора?

Не то роль игрока!

Мне надоела эта тропинка по которой все должны следовать. Игру делают игроки. Даже музыка в каком-то смысле существует не будучи играемой в данный момент — в виде нотных записей или записи на цифровом или аналоговом носителе. Хотя, конечно, музыка в этом смысле — хорошая метафора.

Милорад Павич был достаточно безумен, чтобы описать как он относится к искусству. Предложенная им «классификация» выглядит забавно. Он считал, что существует «реверсивное» и «не реверсивное искусство». Вот статуя или здание — это реверсивное искусство. Можно подойти с разных сторон, обойти его и так далее. Сюда же он относил и живопись. А не реверсивное искусство — такое которое линейно разворачивается перед воспринимающим человеком. Примеры: музыка или литература. «Хазарский словарь» — попытка Павича создать реверсивную литературу. Чтобы можно было обойти с разных сторон и, добавлю от себя, побродить внутри. Главное — не должно быть ни конца, ни начала. Скульптура здесь всё же намного понятнее, чем картина.

В настольных ролевых играх самим их свойством является такая реверсивность. Возьмём самое обычное подземелье. Ведущий создаёт трёхмерную карту, населяет её разными существами, задумывает в каких они отношениях друг с другом, расставляет объекты. Теперь уже надо думать об отношениях существ, объектов и самого подземелья. И так далее. Ведущий уже вращает в уме, на бумаге и на листах с записями сложный многомерный объект. При этом динамичный. Что могут игроки? Изучать этот объект! Обходить по кругу, брать в руки, тыкать палочкой-тыколочкой. Игроки сами решают, что им делать. Если вы понимаете о чём я говорю, то вы должны согласиться, что определение происходящего во время настольной ролевой игры как «интерактивного повествования» — очень далеко от того, чем настольная ролевая игра должна или может быть. Кажется, что интерактивное повествование — вид повествования, а не вид игры.

А теперь давайте механически перенесём сказанное о подземелье на весь мир вокруг него, на самих персонажей и опрокинем на правила игры. У нас в руках есть уникальный инструмент, позволяющий прокладывать свою собственную тропинку внутри и между этими компонентами. В любом направлении, в любом порядке. А что мы делаем? Упорядочиваем хаос. Давайте, пожалуйста, модификаторы к характеристикам будут от -3 до +3, а сами характеристики надо бы сделать более значимыми, а то они как-то не нужны. А баланс? Вот надо обязательно подумать о балансе. Кстати, почему в этом модуле выдают так много сокровищ. Партия не придумает что с ними делать. У неё не будет мотива приключаться дальше. Уотердип располагается на Побережье мечей. Он там есть. Стоит. А вот Закхара без эльфов немыслима и расовой нетерпимости там нет: гоблины — полноправные члены общества. У нас нет хаоса. Даже наш хаос подчинён правилам. Хаос возник. Хаос работает вот так.

Но он так не работает. Реальность хаотична.

Реальность первичная сплетена с реальностью скрытой. Из куриных яиц на сковородку падает не белок и желток, а день недели. Строители музыки устанавливают соляные глыбы на перекрёстках дорог. Люди смотрят друг на друга на разных языках. Разрушенные дома продолжают отбрасывать тени. Из Берлина в Уотердип идут караваны верблюдов, гружёные свитками с новыми традициями. Потерявшиеся на просторах фиолетовых полей пеньки видят сны о Югославской империи. Ивы бросают свои ветви в Дунай на спор. Ведущий встаёт из-за стола, за которым готовится к игре, идёт умыться, чтобы освежиться, а когда вытирает лицо оказывается не в Петербурге 2022 года, а на Каркозе. Да ещё и 300 лет спустя. Потому что и границ времени тоже нет. «Время — это та часть вечности, которая опаздывает».

Но позвольте, за всеми этими скачками и пируэтами теряется история. Здесь нет сюжета. И нет Смысла. Именно так — с большой буквы «С». Нам нужен сюжет и Смысл. Мало кто знает, что когда Борхес написал «Мне известен дикий край, где библиотекари отказались от суеверной и напрасной привычки искать в книгах смысл, считая, что это все равно что искать его в снах или в беспорядочных линиях руки», он имел ввиду Восточные земли. Смысл в искусстве переоценён. Вас пустили в хаотичную пустыню реальности с набором ключей и отмычек. Кто-то запомнил как учительница выдавала вам их? Вот тебе сравнение, метафора и олицетворение. Вот у этого персонажа фамилия показывает, что. Аллегория опять же. И сочинение напиши: что хотел сказать автор. А в пустыне реальности и дверей-то в итоге не оказалось. Друзья, у искусства много задач: будить эмоции, вызывать чувства, передавать ощущения, создавать атмосферу, провоцировать переживания, будоражить воображение. Оно не обязана поучать, объяснять или передавать смысл. Хотя, конечно, по привычке способно и на это.

Игра имеет право на всё это, а ещё имеет право оставаться игрой. Кидайте кубики и складывайте её по своему. Вы получите от неё ровно как от зеркала — столько, сколько в неё вложите. А это не так уж и мало. Нарушайте, пожалуйста, правила, потому что никаких правил нет. Мир случаен и рискован. И он гораздо больше, чем литература — он игра.